Музыкант в Украине не может заработать на продаже собственной музыки

Это интервью было опубликовано в 2015 году, но актуально и по сей день.

Ни одно из направлений новой украинской музыки не развивалось так бурно, как электро-поп. Евгений Филатов, более известный как The Maneken, стал одним из локомотивов развития этого жанра, и к концу года уже мог похвалиться сразу несколькими успешными проектами.

Успев заслужить признание как музыкант, в особенности за рубежом, Филатов сконцентрировался на саунд-продюсировании и преуспел. Самый громкий дебют 2014 года – ONUKA – был создан в творческом тандеме Евгения и Наты Жижченко, его девушки и бывшей участницы электронного проекта Tomato Jaws. Еще один нашумевший релиз – мини-альбом Thank You Джамалы, на котором певица изменила собственное звучание в пользу электроники – тоже дело рук Филатова как саунд-продюсера.

INSIDER встретился с Евгением в его доме-студии в индустриальном районе Киева и расспросил о лейбле, “шароварщине”, разнице между ONUKA и Jamala и работе саунд-продюсера

– Вы стали саунд-продюсером альбомов Jamala, ONUKA и работали над некоторыми песнями из альбома Ивана Дорна. Получается, что Вы создаете музыкальный лейбл вокруг себя?

– С каждым из этих артистов есть отдельная история. К примеру, Джамала. Мы сотрудничаем с ней с первого альбома For Every Heart. Я также был саунд-продюсером англоязычных композиций на второй пластинке All or Nothing, и уже после этого – на EP “Дякую”. Но все стали обращать внимание на мое участие только после “Дякую”, видимо, из-за ярко выраженных элементов электронной музыки, которые до этого в композициях Джамалы практически не встречались.

ONUKA – это наш совместный проект с моей девушкой Натой (Жижченко, – ред.). В нем я больше, чем саунд-продюсер, несмотря на то, что финальное решение по всем вопросам остается за ней. И по поводу лейбла вы точно подметили – Джамала, ONUKA и The Maneken издаются на лейбле Enjoy records, который основал в прошлом году Игорь Тарнопольский, продюсер Джамалы и человек, шесть лет продюсировавший The Maneken.  

– У Вас большой опыт работы за рубежом. Чем принципиально отличается работа в Украине и там?

– Простой пример: в Лос-Анджелесе я познакомился с человеком, и он спрашивает: “Как называется твоя группа?”. Я говорю The Maneken, он говорит – “Ок, я послушаю”. И “я послушаю” – это значит, что он сразу нажал на кнопку и купил в iTunes мой альбом. Слушатель там заплатит за музыку, а потом послушает и решит, нравится она ему или нет.

То же самое касается входных билетов на концерты, самих концертов, которые происходят каждый день, а не являются таким событием, как субботняя клубная ночь. Есть ощущение большого рынка, который варится, который крутится. Миллионы групп каждый вечер, миллионы наименований и миллионы продаж.

– Есть возможность создать подобную среду у нас?

– Украина стоит в лидерах по бесплатному доступу к пиратскому аудио- и видеоконтенту. И это вопрос даже не к артистам. В Украине музыкант не может заработать на продаже собственной музыки. Пускай скачивают бесплатно, главное, чтобы качали. Качайте, да побольше! Поэтому второй альбом The Maneken – Soulmate Sublime – бесплатно ушел в наивысшем качестве в сеть.

Молодежь привыкла к тому, что все можно обходить, и в интернете все можно получить бесплатно. И это первая проблема на пути становления какого-либо рынка.

Вторая – как быть с физическими носителями. Я доигрываю последние диджей-сеты с компакт-дисками. Я могу признаться, что пришел к тому, что мне это неудобно. В моем лэптопе даже нет дисковода.

Развитая музыкальная индустрия – это удел богатых стран, в которых люди честно платят налоги, а государство честно тратит их на повышение благосостояния населения. А пока у 95% населения не хватает денег на новые джинсы, никто не будет массово покупать музыку в интернете.

– Раз музыка не продается, в чем тогда заработок?

– Концерты, конечно. Затем всевозможные рекламные контракты. Артист – публичный человек. Почему телеведущие могут себе позволить приезжать в клубы и играть мнимые диджей-сеты за гонорар, а диджеи не могут рекламировать что-нибудь на телевидении или заключать рекламные контракты?  Еще музыка в сериалы, например. Музыка The Maneken и Jamala звучит в сериалах.

Концерты, реклама и использование авторских прав – вот три источника дохода для артиста.

Фото: Дмитрий Комиссаренко

– Я смотрю, Вы достаточно скептично оцениваете перспективы развития украинского музыкального рынка…

– Нет, почему же. Как бы я тогда мог этим заниматься? Я вижу позитивные стороны. Просто я не менеджер и не маркетолог, поэтому я меньше об этом думаю. Для себя я ответил на этот вопрос так: надо хорошо, качественно и много выступать. Мне интересно, я путешествую и зарабатываю деньги. А париться стратегией я не хочу, для этого у меня есть целая команда.

Возможно, сейчас вообще не очень уместно выпускать новые альбомы и радоваться каким-то концертам. Но я, наоборот, в рабочем процессе пытаюсь скрыть свои переживания. А переживать мне есть о чем – я родом из Донецка, и там по сей день находится моя семья. Но я нашел для себя выход – углубиться в работу.

Для меня 2014 год вышел плодотворным: мини-альбом Jamala, дебютный альбом ONUKA и сотрудничество по альбому Дорна – Randorn, новый сингл Brunettes Shoot Blondes – Bittersweet. Плюс – у The Maneken вышел сингл Keep Moving On и видеоклип на него.

– В музыке ONUKA и Jamala можно найти много общих черт. Это едва ли не единственная, но основная претензия к их альбомам. Как Вы к этому относитесь?

– Кстати, мне было бы интересно поговорить или почитать о том, что схожего находят в этих работах. Для меня объединяющими являются разве что определенные тембры инструментов и минималистический подход к аранжировкам.

Схожесть некоторых настроений может быть, например, из-за того, что Джамала начала слушать электронную музыку. Я это подхватил, и мы это сделали в таком (электронном, – прим.) звучании. До этого я как раз делал ONUKA, которая по эмоциональной и звуковой характеристике может быть сравнена. Но ничего в этом плохого я не вижу.

Для меня это разные проекты. Со своей индивидуальностью, особенностями, фишками и аутентикой. Главный инструмент Джамалы – это, конечно же, ее голос. И я хочу выделять это в каждом треке. В случае с ONUKA – это ненавязчивая, легкая народность. Она играет на разных замечательных инструментах, я видел мастерскую ее дедушки (дедушка Наты Жижченко производил народные инструменты, отсюда и название проекта “Онука” (внучка). Я беру эту индивидуальность и аккуратно провожу через треки.

Я уже читал комментарии, что этот альбом похож на какие-то другие альбомы. Да ради Бога! Когда The Maneken выпустил свой первый альбом, все говорили, что я – украинский Jamiroquai. Мне было приятно! Кстати, спустя три года мы выступили у него на разогреве в киевском Дворце спорта. Вы говорите, что Jamala – украинская Jessie Ware? Так здорово! У нас в Украине появилась своя Jessie Ware!

Я не обижаюсь на эти сравнения. Я понимаю, что та идея, которая мне сейчас в голову пришла, могла прийти кому-то еще на другом конце планеты. И кто-то сейчас это тоже делает. Чем больше я смотрю разных блогов, тем меньше мне кажется, что я какой-то очень оригинальный. Все, что ты сейчас здесь видишь (показывает на десяток синтезаторов в студии, в которой проходит интервью, – прим.) – это все известные и понятные музыканту модели. И есть масса студий с такими же инструментами, и звучание музыки, созданной там, может быть похоже.

Главное – что в голове. Инструментами и музыкальными программами надо уметь пользоваться. Я встречал массу примеров, когда у студии были отличные технические возможности, но на качество это особо не влияло.

– Касательно элементов народности. Когда заканчивается пресловутая “шароварщина” и начинается фолк?

– Это каждый сам для себя определяет. Я помню по каналу УТ-1 бесконечные народные танцы и вождение хороводов. Я помню русскую песню “Кострома, Кострома” в слиянии с чем-то таким электронным.

Я люблю другую музыкальную эстетику, и такие симбиозы, вроде электронной “Костромы” или “Бурановских бабушек”, для меня по-прежнему “шароварщина”, та же, которую я видел в детстве по УТ-1. Мне кажется, что это несерьезно, что это какой-то маркетинговый ход или продюсерская уловка. Возможно, это даже на кого-то действует. “Кострома” была хитом, к примеру.

Для меня, в первую очередь, Ната являляется мерилом уместности использования народных инструментов в музыке ONUKA. И я очень доволен результатом. Я с уверенностью могу сказать, что это не “шароварщина”, а красивое вплетение инструментов. Как тембрально, так и с позиции нужного времени и нужного места.

– Что, по-Вашему, вообще входит в компетенцию саунд-продюсера?

– Звукоинженер, который помогает группе, а не только нажимает на кнопки – это уже саунд-продюсер. Аранжировщик, который не только играет на инструменте, а и привносит что-то свое – уже больше, чем аранжировщик. И он может считаться саунд-продюсером.

Ты можешь быть аранжировщиком и записывать все, а можешь просто сидеть на диване и подсказывать, что как делать – и то, и другое в моем понимании – саунд-продюсер.

Для успешного сотрудничества очень важно, чтобы была гармония с артистом. Саунд-продюсер – это человек, который может найти подход к артисту, определить и заметить наилучшие стороны его таланта, его данных, и быть хорошим связующим звеном между тем, что хочет артист и тем, чего ждет от него лейбл (или та сторона, которая отвечает за то, чтобы публике это понравилось, это обычно продюсер). То есть саунд-продюсер – это человек, который знает, как сделать так, чтобы это обязательно нравилось и артисту, и продюсер остался доволен.

– А откуда саунд-продюсер может это знать? За счет опыта?

– Конечно. Саунд-продюсер – это музыкант с колоссальным опытом и отменным вкусом. И с большой фонотекой в голове. Мне кажется, нужно обязательно слушать много разной, новой и старой музыки. Нужно разбираться во всех этапах создания музыки – микрофонах, синтезаторах, инструментах. Я не знаю саунд-продюсеров, которые не играют на музыкальных инструментах и просто сидят и рассуждают. Тебе не обязательно записывать все самому или подключать провода, для этого есть музыканты и инженеры. Но ты точно обязан знать, что должно получиться в результате.

Фото: Дмитрий Комиссаренко

– Мне кажется, в Украине проблема с саунд-продюсерами.

– Вышло, что как только мы стали готовы к этому явлению (появлению института саунд-продюсирования, – прим.), все закончилось. Развалилась индустрия и ничего не продается. А тут и молодежь вроде созрела, и проекты начинаются…

– А денег нет.

– Дело даже не в деньгах. Развалилась вся эта машина.

Но, тем не менее, можно быть саунд-продюсером и дома. Нарабатывать опыт. Не обязательно иметь такую огромную студию. Хотя, конечно, в итоге придется с этим столкнуться и понимать, что такое аналоговые приборы и как с ними работать.

Мне кажется, есть небольшой пласт очень грамотных звукорежиссеров в Украине. И есть срез молодых свежих композиторов-аранжировщиков. И, как я и говорил, и звукорежиссёры, и аранжировщики могут стать саунд-продюсерами.

– Чего не хватает молодым музыкантам?

– Не хватает музыкальной среды и развитой индустрии, в которой музыканты могут зарабатывать и жить достойно.  В 15 лет иметь группу – отлично, ты не о чем не думаешь. А в 25 – уже тяжеловато, потому что нужно зарабатывать деньги.

Но, честное слово, если музыка классная, как только ты начнешь отчаиваться, что ничего не выходит – сразу начнет получаться. По чуть-чуть, но все же. И я уверен, что кропотливая работа над материалом – сюда я включаю усидчивость, ответственность – даст свои плоды.

Не бывает так, что “как же вы не заметили такую классную группу?”, “5 лет артист старался, а его не заметили”. Не может такого быть. У нас пока слишком мало чего-то очевидно классного и крутого.